Продолжение. Начало здесь. Предыдущее здесь.

В прошлый раз мы наткнулись на странного человека по имени Майкл Холлингшед, который познакомил Тимоти Лири и его коллег по псилоцибиновому проекту с ЛСД. С этого момента в их жизни многое изменилось. Сейчас мы продолжим вникать в историю этих перемен. Вот что написано о Майкле Холлингшеде в книге Джея Стивенса «Штурмуя небеса»:

Холлингшед был англичанином лет примерно тридцати пяти. Он конечно же был высок, с необычными шрамами на лбу и звучным аристократическим произношением. Он выразительно и живо описывал свое обучение в частной школе и свое общение с Анной Фрейд. Лири прозвал его «божественным мошенником» и был очарован его «остроумными рассказами». Однако большинство окружающих считало его просто психопатом. Кто-то заметил: «То, что Тим связался с Холлингшедом, — самая большая ошибка в его жизни».

В первом телефонном разговоре с Лири Майкл Холлингшед Представился как протеже английского философа Д. И. Мура. Он приехал в Бостон, сообщил Холлингшед, поскольку Олдос Хаксли говорил ему о Тиме как о человеке, который понимает толк в психоделиках.

Лири пригласил Майкла на ланч в Гарвардский факультетский клуб, где ему большую часть времени пришлось провести, слушая планы Холлингшеда относительно его будущего романа. Он также похвалялся тем, что принял ЛСД больше, чем кто-либо другой во всем мире. Тим вежливо выслушал его болтовню, пожелал ему удачи во всех начинаниях, расплатился за обед и вернулся в свой офис.

Зазвонил телефон. Это вновь был Холлингшед: он нуждается в помощи, он на грани самоубийства, ему негде переночевать. Лири отвез его в свой дом в Ньютоне и позвонил в Нью-Йорк знакомым, чтобы разузнать, что представляет из себя его новый квартирант. Держись подальше от него, сказали ему, это подстава. Подстава или нет, но Холлингшед привез с собой целую майонезную банку с ЛСД.

Способ, которым он добыл эту банку, является хорошей иллюстрацией к тому, насколько быстро распространялись в то время психоделики. Холлингшед приехал в Нью-Йорк в 1953 году и на протяжении десяти лет был связан с организацией, называвшейся «Англо-американский институт по культурному обмену», который, как предполагалось, способствовал установлению дружественных связей между Англией и Америкой. В дирекцию института входил Хантингтон Хартфорд, а также поэт У. X. Оден. Среди знакомых Холлингшеда был еще один эмигрант из Англии — Майкл Бересфорд. А Бересфорд, будучи поклонником книги «Двери восприятия», входил в небольшой психоделический кружок, собиравшийся в темном магазинчике в Гринвич-Виллидж, где продавались любые виды корней и растений — пейотль, хармалин, вьюнок пурпурный, мескалин, — причем все совершенно легально. Холлингшед вместе с Бересфордом участвовал во многих интересных экспериментах с наркотиками. Вершиной их начинаний была совместная покупка нескольких граммов ЛСД, из которых Холингсхеду достался один грамм (стоивший около 285 долларов) — объем, который соответствует примерно пяти тысячам доз.

Вернувшись в свое жилище в Гринвич-Виллидж, Холлингшед принялся химичить: растворил доставшийся ему ЛСД в дистиллированной воде, поместил полученную смесь в жестянку из-под сахара, а затем, небрежно взболтав, перелил в пустую майонезную банку, перемешал все и непроизвольно облизал ложку. Теперь если вы вспомните, что нормальной дозой ЛСД является 250 не тысячных, а миллионных частей грамма, то можете себе представить, что произошло с Холлингшедом после того, как он облизнул эту ложку.

Он буквально рухнул в Иной Мир, с ним стряслось именно то, что хотя и редко, но все же случается — он не смог целиком вернуться обратно. Он будто затерялся где-то на пути между этим и иным миром, подобно тому, как (утверждают некоторые) душа может затеряться между мирами, если не будут соблюдены похоронные обряды. Холлингшед написал письмо Хаксли, который интересовался проблемой возвращения из Иного Мира. Олдос в ответном послании сообщил Холлингшеду адрес Лири, присовокупив, что тот «отличный парень».

Несмотря на предупреждения, полученные из Нью-Йорка, Лири пригласил Холлингшеда погостить в своем доме в Ньютоне в качестве неофициального бэби-ситтера при его детях — Сьюзен и Джеке. Мецнер считал, что Холлингшед справлялся с обязанностями совсем неплохо, «учитывая то, в каком состоянии он постоянно находился». Его день начинался с принятия дозы ЛСД, затем он выпивал, потом смотрел телевизор. Холлингшед называл ЛСД своим ежедневным витамином.

Все это, конечно, очень забавно, но только это – легенда прикрытия, которую рассказывает о себе агент Осьминога, чтобы запудрить мозги лохам психоделической революции. И те ведутся, пересказывают эту чушь. Потом она попадает в книге историков. Так создаются мифы. Но подлинного исследователя Осьминога не проведешь на такой мякине. Он сразу обратит внимание на темное прошлое придуривающегося Майкла. И в этом свете станут подозрительны и вещи казалось бы безобидные. И работа в обществе Англо-Американской дружбы (такого рода организации, как бы они ни назывались, по всему миру создаются именно для прикрытия секретной деятельности), и нарочито педалируемые связи со всякими известными людьми, служащие и рекомендацией и прикрытием. Тут виден «специалист по общению с людьми» (как называет себя Путин). Человек, умеющий втереться в доверие, быть полезным, что нужно достать. Точнее – предложить то, что нужно (в таких случаях это обычно совпадает с тем, что нужно ему самому). И еще обратите внимание на эту навязчивость: ему, вроде, сказали, что все – поговорили и хватит. И он вроде уже с этим согласился: что ж, до свидания. Но – надо внедряться – и вот он уже звонит: «он на грани самоубийства, ему негде переночевать». И становится бэби-ситтером. Осьминог и в дальнейшем будет манипулировать Тимом через детей (см. случай ареста).

Самое смешное то, что Тим, и другие участники его проекта все-таки чувствуют, что это засланный казачек. Лири долго сопротивляется искушению попробовать ЛСД. И вот, чтобы показать, что ничего особенно в этом нет, Холлингшед постоянно жрет его и запивает спиртным. Да жрет ли на самом деле? Или только делает вид? Ралф Метцнер говорит: «Описания Майклом его психоделических опытов всегда казались мне абсолютным сумбуром. Я не мог понять, что он описывает. Его рассказы совершенно не соответствовали сложившимся у нас представлениям. То, что описывал Майкл, не имело никакого отношения к открытости, доверию, участию и уверенности, знакомым нам по нашим опытам».

Ну, что ж, это естественно, если знать, что Холлингшед агент Осьминога. Давайте посмотрим, как он все-таки сломал Тимоти Лири и его друзей. Вновь цитирую книгу «Штурмуя небеса»:

Лири поначалу отказывался пробовать ЛСД. Он был слишком занят и озабочен трудностями с программой псилоцибина, его беспокоило все возраставшее критическое отношение к нему на факультете. Несмотря на настойчивые уверения Холлингшеда, что сравнивать псилоцибин с ЛСД, это все равно, что сравнивать домашнего котенка со львом, Тим оставался в уверенности, что нет особой разницы между тем и другим. И только когда в гости к нему нагрянули Фло Фергюсон и Мэйнард и согласились попробовать ЛСД вместе с Холлингшедом, Лири удалось уговорить. «Ты должен это попробовать», — прошептала Фло. И он согласился. То, что последовало затем, было самым сильным переживанием в его жизни.

Мецнер забежал к нему на следующий день и был потрясен. Он едва узнал Тима. Тот имел «бледный взор, какой бывает у тех, кто видел слишком много» и все время бормотал что-то о «пластиковом кукольном мире» и о «полной смерти эго». Тим следовал как тень за Холлингшедом, напоминая гусят после импринтинга, описываемых Конрадом Лоренцом.

«Мы теряем Тимоти, — предостерег всех Альперт. — ЛСД лучше не трогать». Однако Лири вскоре сумел вернуться в норму. «Ого!» — сказал он.

Если псилоцибин приводил к вселенской любви, то ЛСД приводил к смерти и перерождению, и это быстро изменило дружелюбный настрой, который сплачивал прежде членов программы изучения псилоцибина. Все начали принимать крутые дозы и уходить в индивидуальные путешествия, которые другие не могли с ними разделить. Разрушилось чувство общности.

«Мы стали высокомерными, мы свысока смотрели вокруг, мы присутствовали и отсутствовали, — вспоминал Кан. — Мы начали смотреть на людей, которые не имеют «опыта» так, будто они были низшими существами по сравнению с нами. На всех вечеринках, куда мы ходили, были «те, кто попробовал ЛСД» и «те, кто не попробовал». И мы собирались в свои отдельные группки, где обменивались шутками насчет пребывания «там» и не принимали в свой круг других, кто пытался к нам присоединиться».

Альперт, в частности, совершенно не приветствовал вторжения ЛСД. С псилоцибином все было ясно, после почти года работы они уже были способны создать достаточно четкую, хорошо работающую модель того, что происходит в этих путешествиях, путешествия «за пределы» стали почти обыденным делом. Но ЛСД спутал все карты. ЛСД вновь возвращал все к первоначальному хаосу. Это было слишком! Не было никакой возможности втиснуть то, что происходило после приемов ЛСД, в уже наработанные модели с псилоцибином.

Все это заставляло его нервничать. Конечно, не исключено — это часто бывает с психологами, — что подсознательно Альперт подозревал, что если он сам соблазнится на ЛСД, то прощай Гарвард, прощай Нобелевская премия и, возможно, прощай и сам Дик Альперт.

Однако Тим сумел его уговорить. «Какие новые горизонты, — увлеченно восклицал он, — самый замечательный способ прочистить подкорку!»

На самом деле, если кто и символизировал результат действия ЛСД, так это был Майкл Холлингшед. За несколько недель Холлингшед приобрел в доме Тима почти такой же статус, как Альперт. Мецнер же чувствовал, что его присутствие действует разрушающе на их сплоченную группу, так как Холлингшед имел привычку подшучивать над духовностью. Вести сеанс с Холлингшедом было опасно — он любил воздействовать на ситуацию. Наблюдая за Холлингшедом, Мецнер впервые осознал, что психоделики не обязательно превращают людей в святых или мудрецов. Когда же он пытался протестовать против ухваток Холлингшеда, тот отвечал со столь обезоруживающей дружелюбной усмешкой, что ему невозможно было противостоять. Холлингшед пользовался полным доверием со стороны Лири, поскольку тот, пережив совершенно потрясший его опыт, решил, что Холлингшед является посланником высших сил и был послан на землю с тем, чтобы вывести его, Тима, на истинный путь.

Ну, конечно, он был посланником, кем же еще. И он наставил Лири (и прочих) на истинный путь. А потом вдруг слинял. Майкл Холлингшед покинул Соединенные Штаты незадолго до того, как Лири отправился в Мексику, чтобы, как помним, быть арестованным на ее границе. А путь Холлингшеда лежал в Англию, где он намеревался открыть «Мировой психоделический центр». Масштабный человек. Я вовсе не хочу сказать, что он работал на Английскую разведку (даже Галковский после того, как Рыков перестал финансировать «Утиную правду», уже не обвиняет во всех мировых кознях Англию). Я утверждаю лишь, что Майкл работал на Осьминога. Это самое простое и естественное объяснение тех провокаций, о которых речь шла выше. Ведь общеизвестно, что многие путешествующие под воздействием психоделиков за грань сознания, возвращаются оттуда совсем другими людьми. Людьми с измененным сознанием. Некоторые из них рассказывают о встречах в Ином мире — с кем-то. Не обязательно – с самим Осьминогом. Но то, что при этих встречах происходит, вполне подпадает под категорию вербовки.

Нет, Майкл Холлингшед мог, конечно, выполнять и задания неких конкретных (и даже официальных) организаций. Но поскольку никаких материальных улик, обличающих его связь со спецслужбами, мы не имеем, давайте считать, что он все-таки выполнял задание Осьминога, который завербовал его во время первого трипа под ЛСД. Вспомните, этот трип был настолько глубок, что агент Холлингшед все никак не мог из него вернуться. Конечно, вешал лапшу на уши, но – сделаем вид, что верим ему. Лучше прослыть доверчивым фантастом, чем недоверчивым клеветником, не так ли? Так или иначе, а Майкл изменил направление исследований психоделиков и отношение к ним в обществе. Изменил, воздействуя на Лири, Альперта, Мецнера и других. И мы будем это иметь в виду, когда снова вернемся к исследованию кислотной революции в Америке.

А пока прервемся. Дадим возможность Ллойду де Мозу (о нем на Осьминоге здесь) рассказать о том, что происходило в коллективном бессознательном американского народа, пока ученые изменяли свое сознание. И как Осьминог в это время воздействовал на американский истеблишмент.

ПРОДОЛЖЕНИЕ!

Продолжение темы здесь